|
РАССКАЗ. первая редакция. |
- Кстати, почему ты не сходил за хлебом…не сходил, не сходил, не сходил за хлебом? Оставил …Оставил…Оставил семью без завтрака…без …без…без – з-з-з, без-з-з-з, без-з-з-завтака, без завтрака.
Зудело в голове…Она обязательно это скажет, она всегда так говорит. Именно так: протяжно, капая свинцовыми каплями з-звуков. Без з, без завтрака. Или, как пчела, как оса, как осиное гнез-здо…з-з-з …
Я могу, скажем, не купить хлеба к обеду или к ужину, или даже купить, но всё равно: без з-завтрака. Когда кончится этот проклятый завтрак в её жизни? З-з-зараза…
А теперь, по обыкновению, вляпался в жвачку. Хотя бы раз в день. Это традиция. Нет, ну за что же мне такое наказание, опять с джинсов отковыривать? Ну, какая сволочь налепила это на сидение трамвая?
Никакой радости, никакой, абсолютно – весь день, весь день…
День 2.
- Без з-завтрака, без з-завтрака, без з-завтрака…
- А, да, да, в школу, в школу, иду в школу. Без завтрака.
И она обижено спросила, почему без завтрака, ведь она же готовила, старалась? Я грустно процедил:
- Без завтрака.* * *
И в их доме тоже погас свет. Как и во всех остальных. Неизбежность, всего лишь давно просчитанная неизбежность. Час, минута, секунда были известны заранее, и всё же как-то страшно, темно. Маленький Паша из семнадцатой квартиры заплакал. Тихо-тихо. Ведь мужчинам, к которым он себя причислял, нельзя плакать. Ещё вчера юный пират, командир первой мальчишеской армии, герой битвы при пятом подъезде не признался бы никому, что он боится темноты. Что вы…Он бы вздул любого зарвавшегося оккупанта, будь он даже семиклассником или ( что немыслимо ни для одного сверстника Паши) восьмиклассником, если бы тот осмелился на своё горе ляпнуть что-нибудь подобное.
Темнота, казалось, затопила собой всё вокруг. Она сковывала движения, подбрасывала кубики и машинки под ноги, подминала, изменяла под себя окружающее. Всё служило ей: углы, стены - всё смеялось над беспомощным, запинающимся человечком, играло на его, быть может, единственном, но самом огромном страхе…
Почему люди должны спать, когда темно? Какие же сны может навеять эта клякса, которую посадил на город небесный двоечник? Или же ночью просто нет что-нибудь делать, приходится пережидать это время во сне, а не тратить его на борьбу с косяками.
День 3.
«Не стоит мальчику говорить про юношеский максимализм, равно как и взрослому – про зрелый скептицизм, равно как и пожилому – про старческий маразм. Эти болезни каждого возраста выдуманы предыдущими или последующими. Я бы не удивился даже, если бы узнал, что их придумал один и тот же человек в разные периоды своей жизни».
Не плохо, чёрт подери, написано, талантливо! Забавные записи встречаются в потёртых ежедневниках десятилетней давности. Вот только больше ни слова не разобрать. Медик писал или какой-нибудь агент - шифровщик.
Чего там опять?
А-а-а…з-завтрак готов. От чего она так любит это слово? Смотрит она, что ли, всё время в завтра или просто буква «Зэ» нравится? Вроде нормальная тётка, ну…даже женщина.
Пойти, что ли, поесть. М-м-м, и готовит ничего…Всё хорошо, только вот бы без «завтрака»…
А-а-а, да, да, да, не говорить про «зрелый скептицизм».
Как-то не хочется всё сваливать на пошлую войну отцов и дедов. И слово «пошлая»…Тьфу, точно, максимализм, и никакого с ним сладу.
Ну вот, опять она:
- Только не забудь купить кефира, а то, как вчера, останемся без завтрака.
Да, без него, без него, что делать-то?
И где, интересно, сегодняшняя жвачка? На парте, в трамвае, на стене, ещё во рту? Где и кто разжёвывает этот кусок химической дряни, чтобы мои джинсы, свитер или куртка приобрели свой обычный вид? Или сегодня редкий безжвачный день? Что-то непохоже. Настороженность сохраняется. Полный контроль за предметами, за, так сказать, миром сущего.
День 4.
Куда подевалась вся жвачка в этом городе?
День 5.
Ура! Она назвала ужин ужином в первый раз за последние два года. Неужели она втрескалась в дядю Колю – того здоровенного мужика с усами? Вот круто! Только бы она не начала петь ему про завтрак, а то всё для них потеряно.* * *
Мальчик вытер слёзы, именно кубик, уронивший его, вернул ощущение реальности. Ребёнок поднёс кубик к окну и увидел свою любимую букву «Р» и изображение р-рыбки на обратной стороне. Эта буква и этот кубик были особым предметом гордости Паши, Он первым в группе чётко произнёс её и даже научился писать. Да, пожалуй, с этим кубиком ему ничего не грозит. Этот кубик из его мира. Прижав к себе этот кусочек пластмассы, Паша понял, что бояться больше нечего.
Мальчик сделал несколько шагов и наткнулся на угол. Но это уже был просто угол, обычный угол, не имеющий никакого отношения к жуткой ночи. И машинка, на которой он едва не навернулся, была вовсе не капканом и не силком, «в который попадаются маленькие мальчишки, не желающие спать», а всего лишь неаккуратно брошенной игрушкой. И, не доверяя темноте, опасаясь её, но, уже не боясь, Паша отправился дальше.
День 6.
Никто не должен знать. Никто. Это не какая-нибудь дохлая кошка или блестящая пуговица. Это настоящая «загадка». Три дня назад с утра обнаружился кубик. Маленький такой кубик за теплицей в школьном дворе.* * *
Паша сжал кубик в руке. Сильно-сильно. Он уже прошёл свою комнату, впереди раскинулись просторы родительской «залы». Так иногда большую комнату называла Пашина мама. Здесь мальчик бывал редко, и страх снова вернулся к нему, не стало уверенности, что кубик защитит.
Под ноги ничего не попадалось. Паша знал, что справа находится диван, который неизвестным ему образом каждую ночь превращался в кровать, а в эту, так как родителей не было дома, не превратился, слева – шкаф и телевизор. На полу был мягкий ковёр, мягкий, но какой-то чужой и незнакомый. Сейчас мальчик предпочёл бы спотыкаться или падать, чем идти вот так, в темноте, мягкой и податливой, как будто бы заманивающей, затягивающей, приглашающей остаться с ней.
Может быть, дело было ещё и в установившейся немедленно тишине. Пока Паша на что-то наступал, обо что-то запинался, на что-то натыкался, это «что-то» постоянно издавало тихие, но знакомые звуки, а теперь их не было. Только с той стороны, где окно, стали доноситься уличные скрипы, шорохи. Один раз Паше даже показалось, что он слышит голоса, и стало совсем жутко.
День 6 (продолжение).
Её нет дома, ну и славно. Действительно, странная находка. И почему появилось такое резкое желание его поднять? Обычная игрушка, которую обронил или забросил ребёнок, с буквой «р», надо же, но почему возле школьной теплицы, кто из школьников до сих пор играет в кубики? Рука сама потянулась…* * *
Половину комнаты Паша уже успешно миновал и отправился дальше. Здесь то его ждало первое происшествие: он услышал крик за окном и звуки крыльев, что-то большое приближалось к окну. Мальчик вдруг почувствовал, что на него смотрят, причём смотрит что-то, чего он сам не может увидеть. Паша застыл посреди комнаты и уставился на окно. Звука как не бывало. Темнота и тишина.
Паша разжал руку. Чёткие следы от углов и ребер кубика отпечатались на ладони, а сам кубик стал влажным от пота.. Паша повертел его пальцами, как бы убеждаясь, что кубик не исчез, не растворился в воздухе, и опять зажал в ладони. Мальчик шагнул, прислушиваясь. Звук за окном повторился гораздо отчётливее. Птица, как окрестил причину шума ребёнок, была рядом. Ещё шаг – ещё чётче, и тут Паша понял, что со следующим шагом эта хозяйка ночи окажется в комнате, и сразу же отскочил назад. Раздались затихающие звуки взмахов крыльев.
«Ну, уж нет!» - подумал Паша и смело бросился вперёд. Птица будто бы развернулась и, набирая скорость, полетела к окну.
Мальчик, сам не зная зачем, с размаху запустил кубик в окно и бросился к выходу из комнаты. Последнее что он услышал в «зале» был звон разбитого стекла, его собственное дыхание, а также (впрочем, возможно, ему показалось) слабый вскрик.
День 7.
- Не знал, что ты до сих пор играешь в детские игрушки, – как-то странно сказал дядя Коля. Он улыбался.
- Не играю я ни во что.
- Алфавит повторяешь?
- Да, нет…
Ясно. Он говорит про кубик. Иногда такое ощущение, что он нарочно, хочет посмеяться, ищет повод. Чаще всего это получается как-то искусственно. Так, будто бы на самом деле ему совершенно не смешно, как будто он и только он понимает происходящее и хочет скрыть это от окружающих за насмешливостью.
- Что, в детстве проблемы были с буквой «р»?
Зачем это принуждённое внимание, чего он хочет от меня добиться?
- Нашёл на улице. Не было никаких проблем с «р». Р-р-р.
Смеётся, может быть, отстанет.
- Ладно, пойду я обед приготовлю.
Не она, так он. Почему, когда нужно их внимание, не добьёшься ничего, кроме «без завтрака», а когда нужно подумать… Ведь кубик почти перестал быть тайной, он почти сказал мне зачем подвернулся …* * *
Паша не считал минуты. С момента, когда он оказался в прихожей, их прошло немало. Схватка с невидимой птицей и победа над ней не принесли радости. Очень хотелось плакать и звать маму, и совсем не хотелось никуда идти. Как будто бы в один момент цель его путешествия прекратила своё существование, как будто бы вместе с кубиком пропала вся его смелость и мальчишеская гордость.
И всё же страх отступил. Мама не приходила, однако и птица из комнаты тоже. Если кубик и не уничтожил её, то, во всяком случае, надолго обезвредил. Поэтому Паша нашёл в себе силы осмотреться.
В прихожей было гораздо темнее, чем в зале, но расположение вещей здесь мальчик знал хорошо. Вот, справа - подставка для обуви, значит слева – кухня, а прямо перед ним находится входная дверь. Огромная и неприступная, потому что закрывается на замок. Самый настоящий замок, который просто так не открыть и не сломать. Но и из квартиры маленькому мальчику так просто не выбраться. Да и стоит ли? Ведь раз здесь поставили дверь взрослые, значит, за неё и не нужно ходить, значит, там не может быть ничего полезного, ничего, что могло бы помочь Паше справиться с темнотой. Или взрослые ошиблись?
Тут Паша сильно испугался своей мысли. Возможность ошибки взрослых он категорически отверг и гордо отправился обратно в комнату, но тут же вспомнил о птице и встал на месте. Паша понял, что оказался в ловушке. С одной стороны - комната со смертельно опасной, уже, наверное, очнувшейся птицей, а с другой – дверь, поставленная взрослыми. Поняв всю безвыходность своего положения, Паша заплакал.
День 8.
Кубик упорно молчит, можно подумать, что это обычный кусок пластмассы, в котором ничего нет. Но это неправда, за ним – целая история.
ОНИ оба дома, пообедали, сейчас разговаривают. Батюшки! Он поёт, не знал, что он играет на гитаре. Слова какие-то странные.
Живи, как живется,
Убью – не взыщи.
Твой сокол вернется,
Ты только не жди,
Твой ворон споёт,
Мелодично подпой,
Ты тень свою в лёд
Усыпи, успокой.
Твой зяблик охрипнет,
Простыл ловелас,
Поверь в его зыбкий,
Нескладный рассказ,
Поверь, как ты можешь,
Поверь, что есть сил!
Он птиц лишь тревожил,
Тебя же любил.
Не бойся ошибки,
Прости, и тогда
Он радостно вскрикнет:
«Ты вечно права!»
Свистит соловей,
Ты его не тревожь,
Он свой и ничей,
Его радует ложь.
Все птицы вернутся,
Когда позовёшь,
А он не очнётся,
Когда подпоёшь.
Твой зяблик запнётся,
А сокол пищит.
Живи, как живётся,
Убью – не взыщи!.
Непонятная песня. Это, наверное, про НЕЁ. Неужели он и над ней также издевается, как надо мной, только по-взрослому…
Точно, Точно! Птицы, этот кубик, птицы..* * *
Шло время. Паша сидел на корточках. Он уже не плакал, наступила апатия. Однако вечно так продолжаться не могло, и ребенок начал искать выход. Не выход из ситуации, это был хоть и необычный, но все же маленький мальчик, а просто ВЫХОД. В транспорте пишут это слово, и в магазинах пишут. Это очень простое и очень нужное слово, поэтому Паша знал его хорошо. Но слова этого, увы, не оказалось ни на двери, ведущей в залу, ни на входной двери, поэтому мальчик понял, что оставаться здесь совершенно невозможно, и нужно либо идти на растерзание страшной птицы, либо выбираться через входную дверь, за которой тоже была темнота, но темнота совершенно неизвестная, запретная для него.
Решение было принято, из двух зол выбрано меньшее. Паша дотянулся до замка и повернул специальную «штуковину» для открывания двери два раза, как это обычно делали родители. Дверь двинулась с места, повинуясь неуверенным действиям мальчика. Он не ожидал, что за дверью будет такое…
День 9.
Кубик повёл меня за школьную теплицу. Почему мне это так важно? Вот я на месте. Птицы, что-то связано с птицей… Вот я на месте, кубик молчит. Почему он повел меня сюда, ведь я уже был здесь. Был много раз.
Так, нужно осмотреться, что вокруг… Вон там – школа, ненавистное и любимое жёлтое здание. После двух дней каникул я рвусь туда и обожаю всех, через два дня учебы – наоборот. Нет, не здесь, надо ещё смотреть, так, забор, за забором – девятиэтажка.* * *
За дверью играла музыка. Тихая и спокойная, усыпляющая и бесконечно грустная. Паша не знал всех этих эпитетов. Тем проще ему было ощущать смысл звуков без искажений, которые придают всему слова. Паша пошёл на звук. Была полная темнота. Звук шёл из-за стен, из-за потолка, из-под пола. Бог его знает, откуда шел этот звук. То казалось, что из соседней квартиры. То казалось, что он бесконечно далеко, что придется преодолеть немало этажей, опасных тёмных лестничных пролётов, заглянуть в десятки квартир. Паша был мальчишкой, поэтому он не стал заглядывать в соседнюю квартиру, а двинулся в дальний путь. Звук не удалялся, но и не приближался. Ступеньки казались очень высокими и скользкими. Всё время что-то пыталось выплыть из темноты и схватить ребенка за ногу. Но Пашу, победителя страшной птицы, было уже не испугать этим. Странно, но, преодолев страх привычного и обыденного, он совершенно перестал бояться того, что можно назвать «внешним миром». Естественно, он чувствовал себя неуютно, но уже не хотелось вжаться в пол и звать маму. Может быть, потому, что здесь даже мама не всесильна…
День 10.
Как же понять? Ну, чего он хочет от меня? Вчера я четыре раза обошёл эту девятиэтажку. Ну да, помню, когда-то я здесь жил, бегал вокруг нее. Вот здесь она соединяется с пятиэтажкой, образуя «дырочку» (так мы называли эту щель). Пролезать через нее – привилегия самых маленьких. Как я завидовал дворовой мелочи, когда мне «перевалило» за семь лет, и я уже не смог втискиваться в это отверстие, быстро убегать от старших ребят в соседний двор. Но кубик не имеет никакого отношения к этой «дырочке».
Пойду домой.
Он опять поёт. Везёт мне, то «без завтрака», то вечное пение. Почему не бывает простой тишины, хотя слова забавные. Опять он издевается, слава богу, не надо мной.Вдру-уг пролилась чья-то кровь,
Сра-зу подумал: любовь,
Но-о зацветает морковь,
Счастлив я буду с ней вновь.
Во-от занялся наш рассвет,
Счастья, любви, долгих лет,
Го-род, которого нет
Ест свой сытный обед.
У-у-у-у!
Я не могу без любви!
У-у-у-у!
Приди, моё солнце, приди!
У-у-у-у!
Души моей посреди
У-у-у-у!
Будем вместе идти!
Я-а тебя так прям люблю,
Что видеть себя не могу,
Гла-зом моргнёшь – пропаду,
Пальцем поманишь – приду!
В общем, мы встретимся вновь,
Будем грызть вместе морковь,
Вспыхнет как факел любовь,
И закипит в жилах кровь.
У-у-у-у!Какая чушь, зато с каким чувством, прям серенада.
- Что, опять в кубики играешь?- ну вот, и до меня добрался.
- Иди лучше завтракать.
Дались им эти завтраки!
А вот и она добавила, только не обычно, а как-то весело, как будто поняла, как действует эта её фразочка:
- Иди, иди, а то останешься без завтрака.* * *
Наконец, миновав четыре пролёта, Паша понял, что удаляется от звука, звука, который давал надежду. Он сел на ступеньку и попытался вслушаться. Да, кто-то тихонько пел, но слов было не разобрать, направление движения по-прежнему оставалось неясным, и какое-то злобное бессилие охватило ребенка.
Ну и буду сидеть на этой ступеньке, пусть этот звук сам идёт сюда. Но звук будто бы тоже обиделся и исчез. Паша испугался, вскочил и с замиранием сердца стал вслушиваться. Но вот звук опять появился. Ребёнок, рискуя разбить голову в темноте, перелетая по 6-7 ступенек, побежал вниз. Только бы успеть, только бы не пропал этот звук.
День 10 (продолжение).
Бежать, бежать, бежать в подъезд. Кубик зовёт меня в мой подъезд. Сколько раз я выбегал из этого подъезда и бросался к качелям или в песочницу к друзьям. Сколько раз неохотно вбегал в него, услышав крик мамы: «ИДИ ДОМОЙ!». А теперь на двери замок. Кубик зовёт, а мне не попасть туда, никак не попасть. Буду сидеть и ждать. Я ненавижу ждать! Может, выбросить этот дурацкий кубик и забыть, может, чёрт с ним…* * *
Паша топал, прыгал, его одежда шуршала, касаясь перил, и он не заметил, как звук утих. Он не считал пролеты, и, наверное, был уже близок к первому этажу, когда понял, что звука нет, что он пропал, и на этот раз уже насовсем. Паша растерялся. Он отдышался. Цели больше не было, зато и страха тоже. Он понял, что может бежать, прыгать по ступенькам почти так же, как днем. Но звук-то пропал. И безо всякой энергии, хоть и без страха, он поплелся наверх. Он пожалел, что вообще вышел из своей квартиры, теперь хотелось только одного: вернуться, сесть в прихожей на пол и ждать маму.
Пройдя пролетов шесть, он узнал свою дверь, и даже не расстроился, что она захлопнулась. Он просто присел рядом с ней на корточки и стал ждать. Паша ненавидел ждать, но он ещё не знал этого слова: «ненавидеть», тем лучше и крепче ощущал это необыкновенное чувство.
День 11(и последний).
Уже час, так никто не вышел и не вошел в мой подъезд, но я готов ждать. Дядя Коля сегодня куда-то ушел. Сказал, что за вещами. ОНА просто сияет от счастья. Сколько можно ждать? Я не уйду, пока кто-нибудь не откроет дверь. Мама, наверное, беспокоится, и дядя Коля, наверное, вернулся… И пусть. А я не приду! Я сегодня не только «без завтрака», но и без обеда и без ужина. И я готов ждать, хоть до следующего вечера. Я опять готов остаться без завтрака. Мне не нужны завтраки, мне нужна тайна, моя тайна, тайна, которую я когда-то потерял.
Неужели? Я не верю! Дверь приоткрылась! Я рванул её на себя! Простите, бабушка, что напугал, я бы расцеловал Вас, но не могу больше ждать! Ступеньки, родные вы мои, ступеньки! Четвертый, пятый, шестой, вот, вот она – вот дверь. И звук, тот же звук. Я вбежал, влетел в квартиру, которая была рядом с моей. На полу с гитарой сидел дядя Коля, рядом с ним стоял маленький мальчик. В один голос с ним я воскликнул:
- Дяденька, сыграйте песенку!
Дядя Коля начал петь.
- Не эту! – пораженные его непониманием, воскликнули мы. – Не эту! Пожалуйста, дяденька, ну, пожалуйста!
И дядя Коля понял или почувствовал и запел песню. И наконец-то мы с маленьким мальчиком услышали эти слова, которые он не мог расслышать, а я вспомнить.Одиночество мое,
Ночь моя одна,
Дома – липкое бельё,
Капает вода.
Дома – скрипы, смутный страх
Спрятался в углу,
Я, как стриженый монах,
Гну свою судьбу.
Руки вместе я сложил,
Потерев висок,
Вверх смотрю, глаза закрыл,
В потолке мой Бог.
Он живет, заветный гость
Иногда со мной,
Говорит мне: «Слушай, брось,
Полечись водой!»
За стаканом пью стакан,
Странно, не хмелит.
Эх, напиться вдрабадан
Божик не велит.
Бог ушел, а страх ожил,
Зашуршал, привстал,
Я уж было позабыл,
Говорить он стал.
Голос вкрадчив и хитер,
Лик не разглядеть.
Я смолчал, потупил взор,
Голос начал петь.
Он красиво холодит,
Тише кровь течет,
Я не сплю, и он не спит,
Дремота – не в счет.
Он обкуренный фантом,
Я от дыма пьян,
Я курю, и курит он
Свой пустой кальян.
Вера движется во мне,
Набирает ход.
Страх – тихонечко к стене,
Злится потолок.
Кто из них возьмет свое,
Кто допьет до дна
Одиночество мое,
Ночь мою без сна.* * *
Паша прослушал песню удивленного дяденьки. Дяденька спросил:
- Мальчик, а кто ты, откуда?
Паша не ответил. Он увидел розетку, рядом с которой стоял торшер. Обрадованный песней, которую не понял, но почувствовал, Паша почувствовал и свои силы. Он воткнул вилку в розетку, и торшер засветил, засветил необыкновенно ярко, как солнышко, и тут же свет вернулся в дом. Дяденька вскочил и радостно закричал:
- Ура, дали свет, дали свет!
И Паша тоже стал прыгать рядом с дяденькой и кричать:
- Ура, дали свет, дали свет!
День 11 (окончание).
Маленький мальчик дослушал песню и исчез.
- Пойдем, мама, наверное, переживает за нас. Помоги дотащить вещи, - сказал дядя Коля.
Я взял две сумки.
- А гитара пусть пока здесь остается.
- Но мы за ней вернемся? – спросил я.
- Конечно, если захочешь. Ты, а не я выиграл в кубики! Ты победил!
И мы бодро пошли домой, где нас ждала мама.
ЭПИЛОГ
Песенка, которую напевал дядя Коля по дороге домой.Кружусь вокруг себя, как спутник свой,
О боже, до чего же я другой!
Шагаю так, как в жизни б не шагнул,
Гляжу, как никогда бы не взглянул.
Я вновь в себе, кружиться перестал,
По улице иду. Темно, устал.
Обиженно поежился, и взгляд
Пустил по темному пути гулять.
Взгляд убежал так далеко, как мог,
Окинул двух нелепых пареньков.
Один, как я, но только пьян давно,
Другой – трезвей, но это все равно.
Взгляд встретил грустной девушки глаза,
Она одна ко мне навстречу шла.
Я улыбнулся, мне приятно, что
Я ей никто, и мне она никто.
Она грустила дальше за спиной,
А я продолжил долгий путь домой.
Дошел, поднялся, дверь открыл, вошел.
Огонь включил, кастрюлю – на огонь,
Поел, лег на диван, решил поспать,
Закрыл глаза и отпустил свой взгляд.